Евгений Клюев

От Клубка до Праздничного марша

© Клюев Е., текст, 2013

© Василькова Н., составление, 2013

© Наташа Маркина, иллюстрации, 2013

© «Время», 2013

Клубок, который катился

Когда некоторые (не очень хорошо воспитанные) граждане говорят кому-нибудь: «Катись отсюда!» – они, конечно, не представляют себе, что их предложение будет принято, слишком уж оно обидное, это предложение… Обычно предложений таких никто и не принимает, то есть не катится никуда и никогда, а вовсе даже, наоборот, остаётся на месте и старается придумать в ответ что-нибудь похлеще, чем катись отсюда, – причём, как ни странно, чаще всего придумывает! И тогда возникает ссора, а ссора – это уж совсем последнее дело.

Что касается Клубка-Шерстяных-Зелёных-Ниток, то он ссор не любил – и в ответ на чьё-то (не помню уже чьё!) катись отсюда действительно взял да и покатился, как ему было предложено. Свидетели этой сцены даже рты раскрыли от изумления… я имею в виду, конечно, только тех свидетелей, у которых были какие-нибудь рты. Но Клубок-Шерстяных-Зелёных-Ниток и не взглянул в их сторону, вознамерившись катиться без оглядки: так сильно он обиделся.

А вам, разумеется, известно, что происходит с любым порядочным клубком, который так сильно обиделся и который вознамерился катиться без оглядки? Увы, он раз-ма-ты-ва-ет-ся. То есть, как бы даже и перестаёт быть клубком – правда, сначала это не очень заметно, зато потом становится очень заметно, а ещё через некоторое время – очень и очень заметно. Когда же клубок перестаёт быть клубком, он, извините, гибнет. Причём гибнет без-воз-врат-но – превращаясь просто в длииииинную такую ниточку соответствующего цвета. И смотреть на всё это без слёз невозможно. Если, конечно, есть кому смотреть. В нашем случае кому смотреть – было.

– Эй-эй-эй, осторожнее, Вы гибнете! – крикнул вслед катящемуся Клубку-Шерстяных-Зелёных-Ниток случайный один прохожий и даже побежал было за ним, чтобы прекратить немедленно ужасную эту гибель, да где там! Клубок-Шерстяных-Зелёных-Ниток катился так быстро, что догнать его не могли бы и сорок случайных прохожих! И тогда нашему одному случайному прохожему пришлось, остановившись, просто смахнуть слезу со щеки, потому что, как мы хорошо помним, смотреть на гибель клубков без слёз… и так далее.

«Ну и пусть я гибну!» – упрямо размышлял Клубок-Шерстяных-Зелёных-Ниток, постепенно превращаясь в длииииинную такую ниточку соответствующего (зелёного) цвета. Ниточка терялась в зелёной траве – и постепенно становилось понятно, что наш клубок решил погибнуть навсегда, потому как отыскать зелёную ниточку в зелёной траве никому не под силу!

– Да что ж это делается-то! – заверещал гуманный какой-то Чертополох. – Он ведь размотается весь, а потом поминай как звали!

«Клубок-Шерстяных-Зелёных-Ниток, вот как звали!» – мрачно думал клубок, катясь и катясь дальше по аккуратно подстриженной траве. Конечно, это был уже не совсем клубок – даже и совсем не клубок это был, а так… моток, моточек бесформенный, ему и катиться становилось всё тяжелее: круглым – им что, им катиться легко, а вот вы попробуйте катиться, когда от круглости и следа не останется! Трава теперь казалась клубку страшно высокой, сил приходилось тратить всё больше – даже дышать сделалось трудно, вот оно как…

Да и обида начинала забываться – сначала невозможно стало вспомнить, кто именно сказал катись отсюда , потом возникли сомнения в том, что это вообще было сказано… тем более что надо быть совсем уж каким-то диким, чтобы такое произнести! Может, вообще всё это просто померещилось ему в те далёкие времена, когда он ещё был клубком?.. Вспоминалась же, хоть и смутно, хорошая одна компания, в которой все были друзья, жили мирно и весело… Правда, он забыл имена друзей – и как выглядели друзья, тоже забыл.

Кончик шерстяной зелёной ниточки мелькнул в невысокой траве – а вместе с ним мелькнуло и угасло последнее воспоминание о каком-то совсем уже пустяке, приятном и отрадном. Вот и жизнь прошла. Закончилась. Прощайте все.

Впрочем-впрочем-впрочем…

Снова мелькнул в невысокой траве кончик шерстяной зелёной ниточки, а сама шерстяная ниточка сначала медленно, а потом всё быстрей и быстрей поползла в обратном направлении. И раньше всего вспомнилось какое-то странное слово «шарф», но что означало слово «шарф» – этого не мог знать кончик шерстяной зелёной ниточки: ещё бы, шарф – понятие длииииинное! А потом вспомнились две сестры – взрослые сёстры-близнецы, такие утончённые, такие изысканные… И такие блестящие – прямо-таки ослепительно блестящие, хоть и всегда за работой. Как же их звали… ах да, Спицы! И вспомнилась Бархатная Подушечка, весело утыканная младшими сёстрами двух взрослых сестёр-близнецов – младшие сёстры тоже были близнецы, все до одной, и тоже блестящие! И у каждой такое красивое имя – Иголка… Что же касается самой Бархатной Подушечки, она алая, нежно-алая!

А ещё… Ну конечно: мой лучший друг – Атласный Лоскуток, похожий на маленькое пламя – где он? Да здесь же он, здесь – в нашем доме, в прекрасной плетёной корзинке, стоящей на коленях у Белоснежной Старушки, которая вяжет шарф – самое длииииинное понятие на свете!

И Клубок-Шерстяных-Зелёных-Ниток счастливо плюхнулся прямо в самую середину этой прекрасной плетёной корзинки – ну и наделал же он дел!.. Корзинка перевернулась, а Белоснежная Старушка наклонилась за ней да тоже перевернулась – ох и долго потом она ворчала, ох и долго собирала в корзинку всё, что оттуда попадало: целую семью хохочущих, визжащих, влюблённых друг в друга мелочей! Может быть, иногда в порыве любви кто-то и кольнул кого-то… да между своими чего не бывает!

Открытка с морем

В один совсем маленький и совершенно не приморский город отправили Открытку-с-Морем. Отправили её по почте – при этом сначала безо всякой жалости запихнув в узкую щель почтового ящика, а потом ещё и пристукнув какою-то кривой штукой, отчего на обратной стороне Открытки-с-Морем образовалось круглое чернильное пятно с буквами и цифрами.

– Поосторожнее, на мне море!.. Вас бы так пристукнуть по спине, – проворчала Открытка-с-Морем и полетела куда послали, размышляя по дороге о следующих вещах:

«Там, куда меня послали, никто даже и не знает, что такое море… Не знает и понятия не имеет. И все скажут: на данной открытке изображена какая-то синяя чушь! А потом спросят: как она называется-то хоть, эта синяя чушь? Услышат, что – “море”, рассмеются до хохота да и выбросят меня прочь. Да-а-а… нашли тоже куда посылать открытку с морем!»

– Вы почему всё время ворчите на лету? – красивым голосом спросила пролетавшая мимо Случайная Пылинка.

– А Вы кто, извините, такая, что я должна отвечать на Ваши не очень вежливые вопросы? – сразу поставила её на место Открытка-с-Морем.

– Я – пролетающая мимо Случайная Пылинка, – сразу сконфузилась Случайная Пылинка, – и Вы, конечно, отнюдь не должны отвечать на мои не очень вежливые вопросы, за которые я немедленно прошу у Вас прощения…

– Ничего, бывает, – смягчилась Открытка-с-Морем. – А ворчу я на лету потому, что меня отправили в один совсем маленький и совершенно не приморский город, в котором, как я понимаю, никто меня не поймёт: там, небось, ни один житель сроду моря не видел.

– Это кто же Вас туда отправил? – удивилась Случайная Пылинка.

– Человек отправил, – вздохнула Открытка-с-Морем. – И нечему тут особенно удивляться.

Клюев Евгений Васильевич - самобытный писатель, обладающий характерным, неподражаемым стилем, и просто яркий, разносторонне развитый человек.

Давайте познакомимся с ним поближе и лучше узнаем о его творческой биографии, личной жизни и колоритных произведениях.

Детство

Евгений Клюев, книги которого пользуются ошеломляющей популярностью уже второе десятилетие, родился в январе 1954 года в городе Твери (раньше - Калинин).

О детстве известного писателя нам известно мало. Сам он говорит, что родился в неблагополучной семье с удивительным дисбалансом. Почему? Возможно, это мы узнаем от автора немного позднее.

С раннего детства мальчик отличался тягой к литературной деятельности, сочинял стишки и рассказы, которые уже тогда отличались от классического жанра характерным индивидуальным стилем и неординарным, специфическим слогом.

Образование

Высшее образование Клюев Евгений получил в местном государственном университете на факультете русского языка и литературы. Далее поступил в аспирантуру Московского государственного университета имени Ломоносова на кафедре журналистики.

Клюев Евгений - человек деятельный и активный. Он любит много путешествовать, посещая вузы разных стран и обмениваясь опытом с заграничными коллегами. Благодаря этому обладает ученой степенью доктора философии по специальности "Лингвистическая прагматика".

Виды деятельности

Печататься Евгений Васильевич начал довольно поздно, большую часть времени посвящал науке, достаточно продуктивно пробовал себя в различных сферах деятельности - филологии, драматургии, журналистике, живописи, переводческой работе. Сотрудничал со многими отечественными вузами и периодическими изданиями.

Например, в начале 1990-х годов занимал должность главного редактора в газетах “Первое сентября” и “Миссия”, а также преподавал журналистское дело в Университете российского инновационного образования.

Заграница

В возрасте сорока двух лет Евгению Клюеву предложили принять участие в трехлетнем лингвистическом проекте, ради которого ученый решился кардинально изменить свой образ жизни и отправиться в Данию.

Там российский научный деятель пришелся по душе многим коллегам, его труды и исследования были оценены по заслугам.

С тех пор Клюев Евгений регулярно проживает в Дании, где уже получил гражданство и постоянное место работы. Должность у него ответственная и интересная, связанная не только с научной деятельностью, но и с общественно-политической работой.

Любовь к родине

Невзирая на то что писатель нашел себя за границей, он очень привязан к своей родной стране и регулярно посещает ее, стараясь внести посильный вклад в культурную и литературную жизнь России.

Два раза в год на протяжении нескольких недель датский магистр посещает столицу Российской Федерации, где ведет активный образ жизни - издает свои книги в художественном, научном и публицистическом жанре (все сочинения он пишет преимущественно на русском), выступает с собственными поэтическими произведениями в Доме Булгакова, проводит встречи с читателями (как в больших библиотеках, так и в крупных книжных магазинах).

Награды

За свой необычайный талант и мастерство Клюев Евгений был удостоен нескольких отечественных и зарубежных премий. Среди них обязательно необходимо упомянуть о поощрении “Серебряная литера” (за книгу для детей “Сказки на всякий случай”), о вознаграждении “Большая книга” (за роман “Андерманир штук”), о награждении “Русской премией” (за книгу поэзии “Музыка на Титанике”).

Творчество

По профессии Евгений Васильевич - лингвист, знающий все о буквах и символах, словах и предложениях. Несмотря на свою, казалось бы, монотонную деятельность, он не потерял искристого, горячего интереса к писательству. Он все так же ярко и экстравагантно пишет, создавая неординарные запоминающиеся образы и придумывая незабываемые закрученные сюжеты.

В своих книгах Клюев словно играет вместе с читателями и персонажами, причем делает это мягко и ненавязчиво, в легкой шутливой форме, заставляя переживать и волноваться.

В своих произведениях, написанных в жанре были или сказки, Евгений Васильевич поднимает серьезные, обстоятельные темы и вопросы, посвященные логике, философии и языкознанию. И опять-таки делается это в простой свободной манере, с мягкой иронией или искристой шуткой.

Однако есть что-то такое, к чему доктор философии не может притрагиваться с радостной улыбкой на устах. Это его собственная поэзия.

Стихи Евгения Клюева наполнены тихой грустью и всепоглощающей тоской, даже горечью, которая сквозит в каждой строчке, в каждой рифме, в каждом слове.

В своих стихотворениях поэт поднимает сложные жизненные вопросы, вопросы неравенства и бедности, тяжелого труда и сложных человеческих взаимоотношений.

Книги для детей

В своем творчестве Клюев Евгений Васильевич отводит важное, первоочередное место произведениям для детей. Дети для писателя - те же взрослые люди, с такими же проблемами и эмоциями, только воспринимают они все по-своему, как-то иначе.

Поэтому и сказки у Клюева особенные, понятные только маленьким читателям, захватывающие и поучительные.

Это, конечно же, и история о Клубке из зеленых шерстяных ниток, который покатился, когда ему это обидно предложили, и о Мыльном Пузыре, и о серьезном разговоре двух Шнурков, и о многом другом, что научит ребенка смотреть на повседневные предметы с другой, необычной стороны.

Евгений Клюев, сказки которого побуждают смеяться и плакать, побеждать и ошибаться, мечтать и планировать, откроет как взрослым, так и детям важные философские истины и покажет, что самая счастливая и драгоценная пора - это детство.

Произведения для взрослых

Сочинения Клюева для взрослой аудитории также колоритны и необычны по построенному сюжету и поднятой тематике.

Например, его экстраординарная, интригующая и завораживающая “Книга теней”. Она с самых первых страниц побуждает читателя сочувствовать и переживать за главного героя, а также представлять себя на месте интересных персонажей.

Говорят, что своей загадочностью и непредсказуемостью роман очень похож на Булгаковского “Мастера и Маргариту”. Как бы там ни было, Евгений Клюев, “Книга теней” которого до сих пор порождает много противоречивых споров и толков, не стремился мистифицировать своего читателя. Своим романом он просто предложил ему выйти за рамки условностей и посмотреть на мир с другой стороны.

Интересна и занимательна и другая книга Клюева - “Между двух стульев”, в которой автор ставит своего читателя в логический тупик и заставляет отвергнуть шаблоны и устоявшиеся понятия.

И только тогда перед ним откроется вся простота и незамысловатость предметов, только тогда он сможет постичь новое и интересное.

Влияние

Среди философско-художественных творений Клюева можно найти много полезного и увлекательного лично для себя, расширить свой кругозор, научиться мыслить нестандартно, взглянуть на привычные вещи по-иному.

Так что отвергаем стереотипы и окунаемся в литературный мир, мир ощущений и теорий Евгения Клюева.

!
Ганс Христиан Андерсен. Евгений Пермяк. Теперь в моем списке любимых сказочников новое имя – .

Вот взять, например, Мыльного Пузыря. Жил себе да был, а ему сказали: ты что, зачем жить? Ведь ты же все равно скоро умрешь. Можешь никуда и не стремиться, это неосуществимо в твоем случае. Что, знакомо? Эта сказка о том, как много мы откладываем на потом, думая вот, сначала я выучусь, найду хорошую работу, а уж потом, тогда…будет мне счастье. Хочешь выучиться играть в гольф – да! давай! приступай прямо сейчас! Слетать в Америку (или хотя бы в деревню навестить бабушку) – конечно! скорее! Пока не лопнул. Ведь ты же в сущности тот же мыльный пузырь. И можешь так и остаться на карусели, круг за кругом, круг за кругом, по накатанному, и ничего не увидеть в жизни.

А это вам ничего не напоминает? Плывет себе по небу Облако. И все оно такое возвышенное, величавое, недосягаемое. Но ведь это непорядок! Так быть не должно, на все нужно навесить ярлыки, каталогизировать, классифицировать, поставить на баланс, положить на склад. Не владеешь, значит, не продашь! Вот и начинаются споры: Мое! Нет, мое! А Облаку что? Плывет себе и плывет по небу. Потому что не все покупается и продается. Потому что есть вещи, которое принадлежат всем нам, они – всеобщее достояние.

Может быть, вам приходилось бывать и в подобной ситуации? Мне – да. Это сказка о Слоне в Полном Смысле Этого Слова. Пришла Новая Метла, которая, как известно, по-новому метет. И вот она начала мести: почему везде кости? почему везде колючки? Так, а вы слон, больше не будете слоном, а будете бабочкой, капустницей! Вот так! Для меня эта сказка – иносказание о самодурстве нового начальства, недальновидной и непрозорливой кадровой политике, неумении ценить людей, да и просто об унижении такими вот «метлами» человеческого достоинства. И о том, как важно бывает поставить такого человека на место. Чтобы он больше ни-ни. И чтобы все остальные стали о-го-го!

Какие замечательные герои живут в этих сказках! Застенчивые Астры, которые любят и жалеют чванливое Заморское Растение – нам бы поучиться у них простодушию и искренности!
Бравый старый черный Зонтик (ах! сколько зонтиков его целовали!) и милый наивный Пестрый Зонтик, покрытый ромашками – история о том, как порой судбоносны и трагичны бывают случайные встречи.

Совершенно Бесстрашное Письмо, которое летит, несмотря на все препоны к своему адресату, ведь у него есть Высокое Предназначение. Всегда ли мы так же умеем подняться над обстоятельствами?
Замок со Сломанной Дужкой, которая ну никак не хочет вставать в положенное ей отверстие – он сумасшедший! инакомыслящий! ему место в сумасшедшем доме!
Своенравная Веревочка, которая хотела виться не так, как все. И она была прекрасна. Именно тем, что она была не как все.

И (о боже мой!) всепрощающий Червяк (Ничего, ешь! Нас всегда едят).

Да разве их всех перечислишь! У каждого – свое предназначение, даже если у кого-то это просто закрывать непонятную дырку в асфальте, а у кого-то – быть простой пешеходной зеброй. Все они размышляют о смысле жизни. О том, что Важно и Вечно. Хочется закрывать книгу после каждой сказки и обдумывать, переосмысливать прочитанное. Хочется написать о каждой: "А вот эта сказка о том то и о том то..."

Я просто влюблена в эту книгу! Мне хочется кричать: читайте! Читайте все!
И хотя книга заявлена как литература для детей среднего школьного возраста, я бы сказала, что она и для взрослых, не желающих переставать быть детьми. Для таких, как я. Надеюсь, и для многих из нас.

Разговоры на ёлке

М ожете не сомневаться: эта срубленная где-то далеко в лесу и немолодая уже Ель знала, что такое жизнь, и знала, что жизнь прекрасна. А потому ей нисколько не льстила роль избранницы, которой полагалось блистать на самом великолепном из праздников в году. Она спокойно слушала перезвон стеклянных и перешёптывание картонных игрушек, висевших на её ветвях: их непрерывная похвальба не вызывала у неё ничего, кроме улыбки.

Огромный Сиреневый Шар медленно и церемонно поворачивался на шнурке – в нём отражались комната и дети, танцующие свой простой танец.

– Вот сколько во мне детей! – поминутно восклицал Сиреневый Шар. – В прошлом году их было не в пример меньше – и они, помнится, не были так красиво одеты, как теперь. В прошлом году вообще всё было гораздо хуже. Меня тогда довольно плохо укрепили на ветке, и я просто запретил себе вращаться: ужасно боялся упасть! Расстаться с такой жизнью, как у меня, было бы непростительной глупостью: поверьте, мне совсем не хочется походить на воздушные шары-однодневки! Они хоть и гораздо больше, и летать умеют, да всё равно лопаются каждую минуту… А я уже который год занимаю на ёлках самый высокий пост и должен беречь себя: без меня никакого праздника не будет!

– И без меня не будет! – подхватывала Картонная Хлопушка. – Во мне все семь цветов радуги – и я, конечно, очень украшаю праздник. Может быть, у моих родственниц, хлопушек с конфетти, более шумная жизнь, но век их так недолог! Бедняги: вот одна хлопнула, вот другая… бух, бух – и кончено. А потом дети выбрасывают пустые гильзы в мусорное ведро и забывают о том, как цветные кружочки осыпали гостей. Меня же вешают на ёлку каждый Божий год – и я уже столько празд-ников на своем веку перевидала, что просто тошно!

Тут Картонная Хлопушка заплясала на шнурке: она была совсем пустая внутри и потому очень лёгкая.

– А я и вспомнить не могу, сколько их всего было – празд-ников этих! Меня с незапамятных времен вешают и вешают на ёлку. – Стеклянная Сосулька потупилась – как бы в смущении. – Вчера, когда меняли шнурочек, на меня просто не могли наглядеться: какая я тонкая, длинная и серебристая! Мне очень жаль настоящие сосульки на улице: они, конечно, покрупнее и висят на более видных местах… но они тают! Представляете себе, какой ужас! Растаешь – и никто о тебе не вспомнит… Всё-таки быть стеклянной гораздо, гораздо надёжнее.

– Конечно, надёжнее! – откликнулась Слюдяная Бабочка. – Я хоть и не из стекла, а всего-навсего из слюды, но тоже не нарадуюсь, что мне не надо порхать с цветка на цветок в поисках пищи. Может быть, оно и увлекательно – порхать, но ведь сколько опасностей! Того и гляди поймают сачком… В прошлом году, когда меня повесили рядом со свечой, я и то чуть не умерла от страха: всё боялась вспыхнуть – а на лугу… там смотри в оба! И потом, настоящих бабочек – их на сколько хватает? На одно лето. Я же помню ещё те времена, когда родители, чьи дети сегодня отплясывают внизу, сами вовсю отплясывали… слюда – тоже прочный материал.

Слушая эту стеклянную, картонную и слюдяную похвальбу, Ель только тихонько покачивала ветвями. Она-то знала, что такое жизнь, и знала, что жизнь прекрасна.

– Да-а-а, – с ленцой протянула Стеклянная Сосулька, ловя какой-то случайный отблеск свечи, – а вспомните, сколько ёлок было на нашем веку, друзья мои! И все осыпались, все исчезли, все пропали.

– Между прочим, – в никуда сказала Картонная Хлопушка, – давно уже изобрели нейлоновые ёлки: вот они служат долго! Каждый год такую ёлку разбирают и складывают в коробку. А к следующему празднику достают опять – и тогда она снова появляется в доме на самом почётном месте.

– Дорогая Ель! – участливо обратился к Ели Сиреневый Шар. – Скажите, Вы очень несчастны?

Ель сначала хотела только качнуть ветками, но неожиданно для себя произнесла:

– Почему же несчастна? Я счастлива!

Игрушки с недоумением переглянулись, а она продолжала:

– Видите ли, я знаю, что такое жизнь, и знаю, что жизнь прекрасна. Она прекрасна именно потому, что так хрупка, так недолговечна… Скоро, например, кончится этот праздник, самый великолепный из праздников в году, а вместе с ним кончится и моя история. Но то, что моя история имеет конец, как раз и делает меня счастливой. И я говорю себе: запомни этот праздник, он единственный в твоей жизни – такого никогда прежде не было и никогда больше не будет. Запомни каждую мелочь: она неповторима…

Игрушки переглянулись снова: им всё-таки казалось, что Ель очень несчастна.

– А сейчас, – вздохнула она, – простите меня. Я, к сожалению, не могу больше разговаривать: дорога каждая секунда – я ни одной из них не хочу пропустить даже за приятной беседой. Желаю вам… желаю вам, чтобы с вами аккуратно обращались. – И Ель улыбнулась, расправив ветви.

Праздник, между тем, на сегодня заканчивался. Детей отправили спать, да и взрослые уже поклёвывали носами.

А ночью из большой комнаты, где стояла Ель, вдруг раздался лёгкий звон, которого не услышал никто из спящих. Это Сиреневый Шар, собрав все свои силы, прянул к потолку, но не долетел и, сорвавшись, с хохотом раскололся о паркет. Картонная Хлопушка, улыбаясь, как дура, напыжилась и оглушительно хлопнула, оставив в воздухе еле ощутимый запах пороха. А Стеклянная Сосулька начала таять и истаяла вся, образовав внизу на паркете крохотную прозрачную лужицу.

Вот и Слюдяная Бабочка со счастливым смехом выпорхнула в открытую форточку – и её закружила и унесла куда-то пурга…

Можете не сомневаться: эта срубленная где-то далеко в лесу и немолодая уже Ель знала, что такое жизнь, и знала, что жизнь прекрасна. А потому ей нисколько не льстила роль избранницы, которой полагалось блистать на самом великолепном из праздников в году. Она спокойно слушала перезвон стеклянных и перешептывание картонных игрушек, висевших на ее ветвях: их непрерывная похвальба не вызывала у нее ничего, кроме улыбки.

Огромный Сиреневый Шар медленно и церемонно поворачивался на шнурке – в нем отражались комната и дети, танцующие свой простой танец.

– Вот сколько во мне детей! – поминутно восклицал Сиреневый Шар. – В прошлом году их было не в пример меньше – и они, помнится, не были так красиво одеты, как теперь. В прошлом году вообще все было гораздо хуже. Меня тогда довольно плохо укрепили на ветке, и я просто запретил себе вращаться: ужасно боялся упасть! Расстаться с такой жизнью, как у меня, было бы непростительной глупостью: поверьте, мне совсем не хочется походить на воздушные шары-однодневки! Они хоть и гораздо больше, и летать умеют, да все равно лопаются каждую минуту... А я уже который год занимаю на ёлках самый высокий пост и должен беречь себя: без меня никакого праздника не будет!

– И без меня не будет! – подхватывала Картонная Хлопушка. – Во мне все семь цветов радуги – и я, конечно, очень украшаю праздник. Может быть, у моих родственниц, хлопушек с конфетти, более шумная жизнь, но век их так недолог! Бедняги: вот одна хлопнула, вот другая... бух, бух – и кончено. А потом дети выбрасывают пустые гильзы в мусорное ведро и забывают о том, как цветные кружочки осыпали гостей. Меня же вешают на елку каждый Божий год – и я уже столько праздников на своем веку перевидала, что просто тошно!

Тут Картонная Хлопушка заплясала на шнурке: она была совсем пустая внутри и потому очень легкая.

– А я и вспомнить не могу, сколько их всего было – праздников этих! Меня с незапамятных времен вешают и вешают на ёлку. – Стеклянная Сосулька потупилась – как бы в смущении. – Вчера, когда меняли шнурочек, на меня просто не могли наглядеться: такая я тонкая, длинная и серебристая! Мне очень жаль настоящие сосульки на улице: они, конечно, покрупнее и висят на более видных местах... но они тают! Представляете себе, какой ужас! Растаешь – и никто о тебе не вспомнит... Все-таки быть стеклянной гораздо, гораздо надежнее.

– Конечно, надежнее! – откликнулась Слюдяная Бабочка. – Я, хоть и не из стекла, а всего-навсего из слюды, но тоже не нарадуюсь, что мне не надо порхать с цветка на цветок в поисках пищи. Может быть, оно и увлекательно – порхать, но ведь сколько опасностей! Того и гляди – поймают сачком... В прошлом году, когда меня повесили рядом со свечой, я и то чуть не умерла от страха: все боялась вспыхнуть – а на лугу... там смотри в оба! И потом, настоящих бабочек – их на сколько хватает? На одно лето. Я же помню еще те времена, когда родители, чьи дети сегодня отплясывают внизу, сами вовсю отплясывали... слюда – тоже прочный материал.

Слушая эту стеклянную, картонную и слюдяную похвальбу, Ель только тихонько покачивала ветвями. Она-то знала, что такое жизнь, и знала, что жизнь прекрасна.

– Да-а-а, – с ленцой протянула Стеклянная Сосулька, ловя какой-то случайный отблеск свечи, – а вспомните, сколько ёлок было на нашем веку, друзья мои! И все осыпались, все исчезли, все пропали.

– Между прочим, – в никуда сказала Картонная Хлопушка, – давно уже изобрели нейлоновые ёлки: вот они служат долго! Каждый год такую ёлку разбирают и складывают в коробку. А к следующему празднику достают опять – и тогда она снова появляется в доме на самом почетном месте.

– Дорогая Ель! – участливо обратился к Ели Сиреневый Шар. – Скажите, Вы очень несчастны?

Ель сначала хотела только качнуть ветками, но неожиданно для себя произнесла:

– Почему же несчастна? Я счастлива!

Игрушки с недоумением переглянулись, а она продолжала:

– Видите ли, я знаю, что такое жизнь, и знаю, что жизнь прекрасна. Она прекрасна именно потому, что так хрупка, так недолговечна... Скоро, например, кончится этот праздник, самый великолепный из праздников в году, а вместе с ним кончится и моя история. Но то, что моя история имеет конец, как раз и делает меня счастливой. И я говорю себе: запомни этот праздник, он единственный в твоей жизни – такого никогда прежде не было и никогда больше не будет. Запомни каждую мелочь: она неповторима...

Игрушки переглянулись снова: им все-таки казалось, что Ель очень несчастна.

– А сейчас, – вздохнула она, – простите меня. Я, к сожалению, не могу больше разговаривать: дорога каждая секунда – я ни одной из них не хочу пропустить даже за приятной беседой. Желаю вам... желаю вам, чтобы с вами аккуратно обращались. – И Ель улыбнулась, расправив ветви.

Праздник, между тем, на сегодня заканчивался. Детей отправили спать, да и взрослые уже поклевывали носами.

Ночью из большой комнаты, где стояла Ель, вдруг раздался легкий звон, которого не услышал никто из спящих. Это Сиреневый Шар, собрав все свои силы, прянул к потолку, но не долетел и, сорвавшись, с хохотом раскололся о паркет. Картонная Хлопушка, улыбаясь, как дура, напыжилась и оглушительно хлопнула, оставив в воздухе еле ощутимый запах пороха. А Стеклянная Сосулька начала таять и истаяла вся, образовав внизу на паркете крохотную прозрачную лужицу.

Вот и Слюдяная Бабочка со счастливым смехом выпорхнула в открытую форточку – и ее закружила и унесла куда-то пурга...